Этнос. Человек. 11о класс.

       «…Устала скрипка, хоть кого состарят боль и страх. Устал скрипач, хлебнул вина, натягивая фрак, и ушел, не попрощавшись, позабыв немой футляр, словно был старик сегодня пьян…»
       Все мы меняемся, проходим какие-то стадии, фазы жизненного цикла. Своего собственного жизненного цикла, не такого, как у соседа. Но есть в этих спиралях что-то общее. В жизни моей кошки, моей жизни, жизни всего русского этноса. Наличие этих схожих стадий нельзя отрицать. Они есть так же, как небо и земля, и существуют так же только благодаря друг другу. Если это так, то, наверное, эти жизненные стадии можно выделить, описать, и, в какой-то степени, прислушаться к результату подобного исследования.
       Я не первооткрыватель. Я просто наложу известные факты, теории и зависимости на малоизвестную миру группу людей. На маленький, но очень уверенный этнос – 11о класс АГСПбГУ.
       Этнос мы или нет? Да, мы этнос. Во-первых, мы находимся в рамках четко сформировавшегося этноса русских, этноса школ, Университетов и прочих сообществ, так или иначе влияющих на общее ощущение себя человеком. Во-вторых, мы осознаем себя как этнос. Замечу, абсолютно неважно, какое слово я при этом употребляю: мне удобнее оперировать словом «этнос» и словом «организм», так как параллели я собираюсь проводить именно с этими явлениями в более или менее узком их смысле.
Итак, вперед, к выявлению того, что мы есть, откуда берутся проблемы, что сейчас происходит с нами. К выделению нас. Л.Н.Гумилев в своих трудах («Этногенез и биосфера земли» и «Конец и вновь начало») выделяет несколько стадий развития этноса. Все эти стадии могут легко ложиться на человеческую жизнь. Этнос – системная целостность на пересечении природного и социального. Значит, мы можем рассматривать его с двух противоположных сторон и в результате, вероятно, получить что-то, что даст более или менее точные ответы на вопросы, которые рано или поздно будут волновать, думаю, каждого из нас.
       Первая стадия развития этноса, которую выделяет Гумилев – рождение. Организм (проще говоря, человек) тоже проходит эту стадию развития. Но определить этот момент во временном отношении представляется практически невозможным. У каждого есть дата рождения. Например, 12.12 (чтобы никого не обидеть). Но значит ли это, что 11.12 этого человека не было на свете? Значит ли это, что 13.12 в мире появился Иван Иванович Иванов как четкая, определенная, целостная личность? Нет. Ни первое, ни второе. Тем не менее, какая-то спорная, приблизительная дата может быть обозначена, просто для того, чтобы потом не запутаться. Зарождение русского этноса принято датировать 1380 годом. Это Куликовская битва, осознание того, что мы не такие как татаро-монголы, не такие, как Европа, но мы есть. Осознание самого того факта, что есть мы. И мы – не такие, как они. Да, мы не знаем, какие они, не знаем, какие мы, но есть мы, а есть они. Когда и что было в нашем классе такого, что мы могли бы назвать нашим рождением? Думаю, это длительный период с 6 по 9 классы.
       Фаза подъема проходит в этносе очень быстро, но весьма хаотично, как и в человеке: лет за 10 из комка нервов, костей и крика ребенок превращается в какое-то более или менее сформировавшееся существо, которое понимает, чего оно хочет (сколь бы абсурдными не были его желания). Активность есть, но толку от нее достаточно мало. Этот подъем обыкновенно очень сильно меняет этнос. Мне кажется целесообразным датировать этот период переходом из 9 в 10 класс. К тому же, именно в это время к нам присоединились два человека, без которых мне сложно помыслить наш класс, да и ушли все те, кто оказался немного лишним. Итак, мы сформировались. Акматическая фаза. Страшный и опасный для любого этноса период. В это время пассионарность плещет во все стороны, но не куда-то конкретно. Это период с доминантой «будь самим собой, будь тем, кто ты есть». Индивидуальность начинает цениться выше качества работы (происходит восхищение автором, а не его работой). Эта фаза требует грамотного освобождения от лишней энергии. В западной Европе для такой энергии нашли общий вектор – Гроб Господень. Главное, место было далеко от Папы Римского, да и цель, вроде, чистая и святая. Наш вектор был весьма определенным: 11 класс. Мы все целились именно в 11 класс, причем вместе. Никого из нас не устраивал переход в 11 класс с потерями, мы все помогали друг другу, хотя прекрасно понимали в глубине души, что, если быть честными, то этот самый 11 класс нужен нам всем по разным причинам.
       Далее внутри этноса рождается образ самого этноса. Для России это – Смутное Время, понимание того, что мы не можем жить под началом польских царей, потому что поляки – такие, а мы – другие. Здесь уже происходит осознание того, кем, собственно говоря, мы являемся. Вспомните, хотя бы, как Минин собирал с купцов деньги на народное ополчение: он уже понимал, КАК это надо делать (замечу, никаких указов о всеобщей милитаризации государства не было). Уже в акматической фазе, в период конца 10 – начала 11 класса мы понимали, кто мы есть. Мы не только понимали, что мы не такие, как АГ-шники и как Г-шники, мы могли в той или иной мере выделить то, что нас отличает. Хотя бы, внешняя и внутренняя принадлежность и к тем, и к другим, да еще и к ООАГ. Тем не менее, описать ни один этнос невозможно. Другое дело, что его можно понять методом исключения, скажем так. Проще всего проследить этот момент на примере человека. В 17 лет перед нами встает серьезный выбор – куда поступать и как вообще строить дальнейшую жизнь, а первые кирпичи закладываются именно в этот момент, и потом их уже не снести. Мы не можем сказать, я буду космонавтом или дворником, что утверждали, будучи полны энергии и романтики, в 7 лет. Но мы понимаем, кем мы точно не хотим быть: бухгалтером, продавцом и ученым, например, я не буду никогда, и я знаю это. Остается совсем небольшой набор профессий. Описательных признаков, в случае, когда мы говорим о нашем классе.
       Следующая фаза в развитии этноса – надлом. Именно в фазе надлома в этносе возникает культура. Вся пассионарность постепенно сходит на «нет», этнос укрепляется в своих позициях. В жизни человек это так называемый кризис среднего возраста. Сначала школа, институт, дети, карьера, а потом… вроде уже жизнь устроена, и менять ее поздно. Поэтому это и есть кризис, надлом. Применительно к нам это конец 11 класса и то, что мы имеем сегодня. Мы уже все сделали, все выяснили, менять ничего нельзя, но и жить дальше тоже не очень понятно, как. Понятно, что нужно. Все то, что писалось на форуме сайта нашего класса последнее время, есть ни что иное, как результат этого надлома. С другой стороны, стоит отметить, что после кризиса среднего возраста обыкновенно появляется самодостаточная личность, определившаяся в своих предпочтениях и традициях. Это плюс.
       Что будет дальше? Самый интересный вопрос, который меня, например, волнует очень сильно. Прогноз Гумилева не радует, но является достаточно вероятным исходом развития событий. Все этносы смертны, они не вечны. Мы тоже не вечны. Другое дело, что до того момента, как наш этнос окончательно погибнет, мы, возможно, пройдем еще несколько этапов. Это инерционная фаза: этнос существует по инерции, спасает остатки своего самосознания, появляется образ героя – будь таким, как он. После – фаза обскурации: это время субпассионариев (будь таким, как они, главное, ни к чему не стремиться). Этнос становится более однообразным: будь собой доволен, только не мешай жить другим. И, наконец, мемориальная стадия. Вот она-то как раз бывает очень разной у разных этносов, и от нее зависит очень многое в перспективе всего человечества. Этнос вымирает, но он никогда не вымирает целиком. До середины XIX века сохранялись осколки великого народа Византии, эскимосов называют остатками какого-то невероятно древнего этноса, проживавшего на территории современной России. Но от этноса может ничего не остаться, кроме этих слабых осколков – людей непосредственно. Но когда мы говорим о Византии, … до сих пор каждый из нас ощущает на себе ее влияние. Все мы регулярно цитируем великих правителей Константинополя, живем согласно православной этике и правовой системе Юстиниана. Я бы не стала говорить, что этнос Византии умер.
       Так, может, и мы еще сможем что-то сделать?
       «...А мелодия осталась ветерком в листве, среди людского шума еле уловима…»